Нюрнбергский процесс, судебная коллегия, сентябрь 1946 года
Фото: AFP
16:12 Закон против порядка | |
К 70-летию начала Нюрнбергского процессЧем закончился судебный процесс, который открылся 20 ноября 1945 года во Дворце правосудия Нюрнберга, хорошо известно: 24 обвиняемых (один — Борман — заочно), 12 смертных приговоров (один — Борману — заочно), два самоубийства (Геринг — до приведения приговора в исполнение, Лей — до начала процесса), три приговора оправдательных и тюремные сроки для всех остальных — от пожизненного до 10 лет. Однако главным процессом столетия — а возможно, и всей человеческой истории — Нюрнбергский трибунал стал потому, что вместе с приговором, объявленным 30 сентября и 1 октября 1946 года, он, по сути, не закончился, а начался. Вердикт суда, закрывая отдельные дела, открывал путь лавине судопроизводства. Сразу за основным процессом последовали 12 "малых Нюрнбергских процессов", в которых обвиняемые были собраны по "отраслевому" принципу — отдельно врачи, отдельно промышленники, отдельно эсэсовцы, отдельно юристы. За этим следовали суды локальные, но не менее от этого важные — по концлагерю Дахау было почти 500 процессов, по Освенциму — семь огромных, продолжавшихся до 70-х годов. Нюрнбергский трибунал не закончен и сегодня — не в метафорическом смысле, а в прямом: в 2011 году немецкая прокуратура подтвердила отказ от сроков давности по военным преступлениям и расширила возможность привлекать к суду тех работников концлагерей, которые не принимали непосредственного участия в массовых убийствах. Сразу после этого было открыто 50 новых дел. Разумеется, рассматриваются они в совсем другой стране и внутри совсем другой судебной системы, но всем живущим в Германии понятно: это все еще Нюрнберг. Суды победителейСудить Германию начали готовиться довольно-таки заранее. О том, что трибунал будет, объявили в октябре 1943 года — между Курской дугой и Тегеранской конференцией. На западном направлении война начинала истончаться: Ленинграду оставался еще почти год в блокаде, но на Сицилии уже состоялась высадка союзников, и Муссолини правил не Италией, а лишь трагифарсовой республикой Сало. А в Лондоне прошли учредительные заседания комиссии, которая, как принято считать, основала международное уголовное право. Советская сторона, кстати, учредительные документы комиссии по военным преступлениям не подписывала — СССР потребовал, чтобы в комиссии было семь его представителей (что означало бы больше трети всего ее состава — в комиссии было 18 членов), а от него предполагалось всего лишь три. Зато в конце того же октября появилось американо-советско-британское Московское соглашение — главными там были параграфы об открытии второго фронта, но и о будущем трибунале говорилось ясно. Собирать доказательства и составлять арестные списки начали в середине 1944-го. А в августе 1945-го появилась Лондонская (она же Нюрнбергская) хартия, которая стала юридической основой для трибунала. Позже появятся другие законы, документы, разъяснения и акты — но если вчитаться в хартию, то в ней уже обнаруживаются все смыслы, проблемы и особенности предстоявшего судебного постскриптума к Третьему рейху. Первым важным достижением хартии было то, что в ней появилось решение ограничить будущие обвинения четырьмя главными составами преступления — двух из них в правовой системе до этого просто не существовало: — участие в заговоре с целью совершения военных преступлений; Эти четыре пункта будут возникать во всех послевоенных процессах, но означать они будут везде разное. О том, что будет с Германией после войны, по разные стороны границ думали по-разному. Кто-то — наивно, с надеждой или страхом, кто-то — по долгу службы и реалистично. Американская разведка, к примеру, уже в 1942 году, планируя дальнейшее сотрудничество и дележ зон влияния, озаботилась получением систематических данных о деятелях культуры, оставшихся в рейхе — благодаря этому начинанию в наши дни появилась на свет одна из самых захватывающих немецкоязычных книг, "Секретный отчет" Карла Цукмайера. Это — найденная в архивах рукопись 1942 года, в которой австрийский драматург-эмигрант по заказу Secret Service дает блистательные короткие характеристики своим близким и дальним знакомым, художникам, актерам, композиторам, по разным причинам не покинувшим Германию. Примерно в то же время, когда комиссия по военным преступлениям собиралась кодифицировать два состава — "преступления против человечности" и "участие в заговоре с целью совершения военных преступлений", заочную полемику друг с другом вели два живых классика немецкой литературы. Сократим все до центрального тезиса: один настаивал на том, что коллективная вина существует и все немцы должны будут отвечать за действия власти, которую поддерживали и с которой сотрудничали. Другой же говорил: "у темных сил всегда есть имя, адрес и лицо". Оба классика на тот момент находились в Калифорнии, заочным их спор оставался потому, что друг друга они не выносили. Речь идет о Томасе Манне и Бертольте Брехте. Кому какой из тезисов принадлежит, догадаться несложно, достаточно посмотреть на две послевоенные биографии. Манн возвращался в Германию лишь как гость и турист. Брехт возглавил театр "Берлинский ансамбль" в Восточном Берлине (сохранив за собой для верности австрийское гражданство и счет в западном банке — оба классика отличались предусмотрительностью, каждый на свой лад). Вернемся к центральному тезису заочного писательского спора о коллективной и индивидуальной вине: если внимательно прочесть Лондонскую хартию, можно понять, что ее авторов занимали те же самые проблемы. В руководстве к действию для будущего международного трибунала нет процессуальных упоминаний о нацистской Германии как о государстве. Вернее, государство это не является здесь объектом преследования. Зато есть подробное описание того, по каким признакам, параметрам, критериям должна определяться виновность отдельного служащего этого самого государства. За этим стояло самое сложное, самое проблематичное — и самое необходимое решение, без которого Нюрнбергский процесс никогда не стал бы трибуналом века. Из Лондонской хартии — и из всех более поздних, но основанных на ней документов — следует вот что: следствие и суд собираются преследовать всех людей, совершивших военные преступления и преступления против человечности, которых удастся обнаружить и уличить. Но вина их должна быть доказана индивидуально. С точки зрения Лондонской хартии есть вина каждого, но нет вины всех. С такой невыполнимой сверхзадачей трибунал был обречен на величие — и на очень большие сложности. И тем не менее — все написанные за прошедшие 70 лет заголовки, варьирующие тему "Германия на скамье подсудимых", на самом деле являются — добросовестным или злонамеренным — заблуждением. На скамье подсудимых в Нюрнберге сидели только те, у кого были "имя, адрес и лицо". Просто их было очень много. | |
|
Всего комментариев: 0 | |